Не забыть про надпись на потолке
Второе
- Привет, дружище! Меня зовут Страх, и я очень хочу узнать тебя поближе.
- Постой, мой родной. Не так быстро, - Желание Жить ехидно ухмыльнулось новоявленному гостю, - не хорошо есть чужой хлеб да еще и за чужой счет. Твой выход на эту сцену не сейчас.
- Нет-нет! Ты не смеешь указывать мне.
- Ошибаешься, друг. Я ведь прекрасно знаю эту сцену, вплоть до ее мельчайших трещин и дефектов в прогнившем сыром полу игровой площадки. И я в курсе каждого твоего шага, как только появишься на ней. Все-таки мы с тобой родственники. И может… и может быть я знаю тебя куда лучше чем ты сам.
Темнота и тишина. Пустая театральная сцена. Пустой зрительный зал. Полумрак. Двое актеров спорят друг с другом по поводу выхода на эту сцену. Почему-то сознание человека мне всегда представлялось в образе театра, где играют его глубинные чувства, желания и страсти всех мастей. Актеры совершенно разного калибра живут жизнью человека на игровой площадке, а желания калибром по крупнее и всяческие моральные принципы наслаждаются действом, иногда выкрикивая что-то вроде: “Браво!” или же нечто совершенно противоположное, когда актеры выкладываются не в полную силу. Каждый в этом калейдоскопе зрелищ абсолютный раб собственного долга. Каждый актер полностью зависит от мнения остальных, хотя они такие же рабы по сути. Из этого театра нельзя сбежать, нельзя отложить спектакль на потом или же сыграть свою роль плохо. Потому что человеческое сознание – театр рабов, с миллионами дверей и без единого выхода.
Меня всегда восхищала сама идея театра. Он жил внутри меня, и вся сложная архитектура сознания строилась по его законам.
На этот раз никаких зрителей не было. Через грубые щели между старыми полусгнившими, но до сих пор прочными досками в заколоченных окнах пробивались тусклые мертвые проблески погибшего мира. В этом мире сейчас живу я, и вот-вот буду играть собственную роль, как только двое актеров договорятся друг с другом. Надо сказать, что сегодня на сцену вышли самые значительные представители театра рабов – Страх, он же Великий Стимул Самосохранения и Желание Жить, рациональный и хитрый коллега Страха. Выше этих сущностей среди всего населения театра не было никого, и никто не имел права судить их актерскую игру, от которой, кстати, напрямую зависело само существования театральной арены. Только лишь они сами могли оценивать друг друга.
- Дружок, ты не видишь дальше своего носа, - Желание Жить сегодня будто бы очнулось от глубокого сна и пребывало в состоянии невероятного возбуждения, - Один твой шаг это лишь очередная порция секунд пустого безделья нашего хозяина-болвана. Ты можешь запрыгнуть на сцену в любое мгновение, но скоро услышишь противный и гнусный треск ломающихся досок. А когда они развалятся в куски от твоего стихийного энтузиазма, мы все полетим вниз – в объятия вполне себе реальной смерти.
- Неужели ты настолько уверен в себе, что не боишься моей критики? – Страх не сдавался.
- К черту критика. В отличии о тебя, я смотрю в будущее. На карту поставлена Жизнь. Поэтому, друг, побудь пока вон тем стальным столбом, что выдается в паре десятков метров из земли. Сейчас твой удел быть зрителем и оценить красоту моей игры.
Взгляд направляется к, забитым старыми досками, окнам, и исчезает в тревожном танце теней на тускло-серой арене реальности. Ужасной мертвой яви бесконечной плоти и ядовитой атмосферы, в которую меня забросила “Машина Времени”, как я ее сам называл, при этом дав мне цель. Хоть я и гость, но теплого приема ждать не стоит. Час назад я едва не сошел с ума, расстреляв почти все патроны автомата и повредив дыхательный шланг противогаза. В тот момент сознание заполняла бесформенная субстанция паники, которая очень вовремя трансформировалась во внутреннее радио, в свою очередь которое настроилась на волну разума, и дало ответы на все самые важные вопросы касательно моего текущего состояния. Затем радио сменилось театром рабов, а значит ситуация вполне поддавалась контролю и изменению. Взгляд жадно изучал окружающий реальный мир.
А вот и тот самый столб. Грубый, мощный, без капли изящества, хотя полный мелких отвратительных деталей. Столб был построен из тысяч переплетенных стальных червей, хотя в нем чувствовался некий особый порядок и сложная четкая структура. Пепельные нити тускло блестели в местах изгибов и выпуклостей, отражая чахлый свет, сохранившийся еще в небесах этого мертвого гниющего мира.
Теперь столб – сосуд для моего страха. Я очень боялся. Но только его. Это намного легче, чем бояться всего остального вокруг. И у меня были веские причины дрожать от ужаса. Тонкие черные шпили, торчащие из кожи тела-хозяина, служили органами чувств стальным биомонстрам, что пребывали в анабиозе под громадными пластами плоти.
- Дружок! Не приближайся к этому столбу. Они услышат и накажут тебя за неуместное любопытство! - Желание Жить говорило на этот раз со мной, с моими инстинктами и рассудком.
И в следующее мгновение окружающий мир перестал быть миром противоположностей. Наказание… Страх медленно растекался по миру, окружая меня. Желание Жить зацелилось за самую болезненную ниточку моей души.
“Наказание… Они услышат. И накажут!”
Конечно, накажут – ведь я пересек запретную черту, заботливо обозначенную живым столбом из металла. Он как светофор, который всегда демонстрирует пешеходам красный цвет. Только один шаг вперед, и тут же раздастся бешеный визг тормозов, треск, хлюпанье, крики и стон. “Эй, этот дурак сам виноват! Кинулся на красный свет прямо под мои колеса! ”. Визг тормозов, разрывающий барабанные перепонки, боль, треск ломающихся ребер - это и есть наказание. Постойте… Нет, визга тормозов не будет. Водитель машины смерти жесток и беспощаден. А может быть я для него слишком жалок и ничтожен? Скорее всего, он и не заметит раздавленное изувеченное тело какого-то любопытного насекомого. “А я ведь предупреждал”, - подумал бы светофор, если бы было чем ему думать.
Я сделал два шага назад. Все-таки настоящей угрозой были не столбы, а быстрые тонкие суставчатые щупальца - исполнители страшного наказания. Описание этой заразы я хорошо помнил и сейчас: “Двадцатиметровый червь, покрытый пленкой блестящей слизи с крючьями на конце головы ”. Вот так просто и незатейливо. Представить, как охотится это существо, было довольно легко. Вот червь-переросток вырывается из-под “земли”, в его движениях есть что-то царственное, сильное и жуткое. Вот он нависает подобно королевской кобре над своей жертвой. Молниеносный бросок – тонкое жало пронзает насквозь слабую плоть. Ни капли напряжения и усилий со стороны хищника – ведь пронзать мясо он умеет лучше всего в своей жизни. Жертва не успевает опомниться, как она уже на крючке. Отвратительный живой шнур движется внутри – металл дробит кость и рвет в клочья плоть, насаживая жертву на себя все сильнее и сильнее. Следующим заходом принимается обвивать ноги, тело и шею, не стесняясь делать в своем обеде все новые отверстия. И наконец, холодная отрешенная машинная злоба тянет еще трепыхающегося котенка вниз…
- Не отвлекайся дружок! – напомнило Желание Жить.
Печально было сознавать, но все говорило о том, что я находился в ловушке. Стоило ускорить шаг, как в следующее мгновение я был бы нанизан на механическое щупальце. Сейчас оно охвачено сном, но, к сожалению, слишком чутким. Твари прекрасно реагировали на движение, и обмануть их было невозможно. Пройти подобное препятствие было вполне реальной перспективой, если на пять-шесть часов прикинуться улиткой и передвигаться очень медленно и осторожно. Наверное, по пять сантиметров в час. Никаких окружных путей тут не существовало, и существовать не могло. Но, судя по стонам дыхательной маски, мне отпущено куда меньше времени. Странно, почему до сих пор в сознание не вернулась паника, и не разрушила внутренний театр рабов.
Парадокс, но с вероятным появлением в игре новых опасностей существование стало
легче и спокойнее. Страх уже не жил в черном столбе, а был уже повсюду и обрел форму вездесущих щупалец, но при этом потерял былую силу. Очевидно, любым чувствам есть предел.
Только сейчас я заметил как защитный костюм плотно и неприятно прилегал к телу. Не то что бы он стеснял движения или как-то мешал, скорее, создавал психологический эффект тюрьмы. Как будто меня посадили в крошечную камеру на глубине океана.
Время в это мире словно остановилось, но только не для меня. Я преодолевал поле живых столбов под аккомпанемент тревожных мелодий, сопровождающих спектакли театра рабов, а так же стонов и хрипов собственного дыхания. Плоть вокруг дышала, я чувствовал это, но дышала куда медленнее и спокойнее. Под ногами чувствовалась ритмичная дрожь. Низкий, утробный звук резонировал между живыми столбами и холмами, отзываясь тупой болью в голове и глазных яблоках. Чувство одиночества и безнадежности дополняли картину.
Что же заставляло меня чувствовать канатоходцем? Страх. Да, он по-прежнему не выходил на сцену, наблюдая за потрясающей игрой Желания Жить, но в его власти было прервать спектакль. Страх, вообще говоря, очень привередливый, но глупый зритель. И никудышный критик. Он хочет играть сам, не понимая, что это может привести лишь к гибели.
- Друг! Ты слишком увлекся. Ты переигрываешь.
- Я лишь хочу предотвратить беду, - голос Желания Жить едва не дрожал, а от былой гордости не осталось и следа.
И куда же испарилась былая уверенность, блеск в глазах, полноводные реки энергии и энтузиазма? Никогда еще Желанию Жить не приходилось оправдываться так, подобно школьнику перед недовольным учителем за невыученные уроки или разбитое стекло окна классного кабинета. Что подеваешь в таком случае? Актер действительно переигрывал и слишком уж трепетно относился к своей роли. Настолько трепетно, что мне приходилось едва ли не извиваться червяком среди этих “столбов-убийц”, насилуя свои нервы, суставы и легкие. Какими только причудливыми и невообразимыми путями я продвигался среди смертоносного живого поля, по всей вероятности, ведомо было только ему самому.
На правой линзе шлема-маски появилась крупная серебристо-серая капля, мгновенно приковавшая мой взор. Такая уж она была чудная – необычайно крупная, переливалась яркой радугой, распуская разноцветные волны, которые тут же суетливо начинали бежать к краям капли. Некоторые догоняли своих конкурентов по забегу, сливались с ними, рождая новые цвета, излучая новые и новые волны. Кое-кто был достаточно своенравен, чтобы не подчиняться всеобщему порыву и закону, поэтому такие отверженные изгои бежали в противоположном направлении. За что и расплачивались, растворяясь в серебряном центре чудесной капли. Понятия не имею, каким образом я мог видеть такие мельчайшие подробности, но более чем странным был тот факт, что капля медленно но верно увеличивалась в размерах. Я поднес правую руку к стеклу, которое казалось холодным, мертвенно-бесцветным в обществе маленького чуда извращенной природы. Наверняка конденсат каких-то ядовитых машинных испарений принимал вот такие странные формы. Помню, как в детстве любовался радужной игрой бензиновой пленки в грязных уличных лужах. Сейчас похоже, но в стократ красивее и ярче. Большой палец легонько постучал по правому стеклу противогазной маски. Чудо-капелька мгновенно исчезла, будто бы ее никогда не существовало. На пальце остался десяток крошечных серебряных шариков. Еще одно воспоминание из детства – ртуть разбитого градусника, веселый звон стекла и беззаботные катающиеся комочки на маленькой руке, смех и радость, недовольные возгласы старшей сестры… обвинения и крик родителей. Наказание.
“Они придут и накажут”, - напомнили Страх и Желание Жить.
За холмами, зияли столбы повыше первых, однако в отличие от них, эти состояли в неких группах, росли из единого центра. Подобных колоний было около десятка, и располагались они, составляя концентрические круги. Как будто бы роща, только вместо деревьев чернели безмолвные отвратительные монстры из оживленного металла, а почву тут заменяла кожа и плоть. Между некоторыми шпилями были натянуты пленки из слизи, весьма широкие и плотные и, наверное, очень липкие. Сменяются века и эпохи, меняется сама суть жизни, но основные открытия эволюции остаются неизменными. Такими мембранами-ловушками пользовались хищные растения, насекомые и пауки пару миллионов лет назад. В тусклом зелено-сером свете, которому иногда удавалось пробиваться через раны в сизой пелене туч, эти мембраны блестели и переливались неземными цветами. Вот, оказывается, откуда взялась чудо-капля. Печально, что она являлась всего лишь ядовитыми выделениями мерзких столбов.
- Вот и очередная сцена. Вот еще один спектакль, в котором я не хочу участвовать.
Желание Жить уже достаточно давно не трудилось в поте лица, апатия и безразличие неторопливо наползали на актеров театра рабов.
Никто меня насильно не тащил в рощу ловушек, благо я совершенно не представлял, куда именно мне надо. Так зачем же лишний раз подвергать себя опасности?
“Черт… как машины живут в этих вечных сумерках без солнца, света и тепла?”. В голове пронеслась глупая мысль. Хотя и не такая глупая, какой кажется на первый взгляд. Машины живут за счет энергии гигантского тела-носителя. При этом поддерживая его в порядке, и обеспечивают сопротивление жуткой внешней среде. Замкнутый круг, идеальный случай симбиоза. Однако такая закрытая система не может держаться сотни лет. Исполины-носители, по сути, бессмертны как раковая опухоль в теле организма. Откуда же они берут энергию в мире без Солнца и других форм жизни? Как же мы мало знаем о результатах собственной деятельности…
Катастрофа? Генная инженерия? Да какая к черту инженерия, когда вокруг меня горы живой дышащей, и возможно думающей плоти?!
Внезапно раздался страшный и печальный стон – воздух совсем плохо поступал по дыхательному шлангу. Я ведь пару часов назад я пытался его порвать. Это подействовало отрезвляюще и сбило меня с текущих размышлений.
Хоть это и невозможно, но казалось, я чувствовал, как километры железных червей ворочались и топорно двигались в глубине мышц и плоти где-то внизу.
В сознании, вновь напряженном до предела, вместо театральной сцены маячил стонущий задыхающийся уродец. Его пальцы, обожженные и разъеденные кислотой до костей, вонзались в резиновый шланг противогаза, который уже пошел пузырями и дырами по всей длине, и навряд ли мог протянуть хоть какую-нибудь тончайшую ниточку к спасению его жизни. Но он продолжал снова и снова хватать и рвать шланг, бороться за то, что ему уже не принадлежало. Что чувствует мертвец за порогом смерти? Может быть нечто подобное?
Но все было довольно очевидно – уродец этот я, и я прямо сейчас стою на краю обрыва в ад. Хотя, надо заметить, какая-то часть сознания согласна была сорваться и даже прыгнуть, если это понадобится. Слишком уж все вокруг угнетало.
Остановившись, я взглянул на шланг дыхательной маски. Уже некоторое время я чувствовал во рту кисло-горький вкус – очевидно воздух уже просочился через “защиту”. Явно ощущался запах тухлого мяса и маслянистые испарения. Как ни странно, запахи вполне обычной земной свалки, отвратительные но не опасные для жизни. Пока еще не опасные. Сниму маску – почувствую все то же самое, но намного сильнее. А что потом? Честно говоря, не знаю даже, быстро ли придет смерть. Хоть и вижу что меня окружает враждебная “природа”, но кажется что опасность здешней атмосферы слишком преувеличена. За пару минут до путешествия в этот чудный новый мир мне сказали буквально следующее: «Снимешь противогаз – умрешь, не успев сделать даже единственный вдох”. Сомневаюсь. Думаю что смогу продержаться без защиты пару секунд. Или может даже минут? Часов? Прожить один день? “Нет-нет, что за глупый оптимизм?!” – пронеслась в сознании мысль. И мгновенно испарилась. “А вдруг не все так уж и страшно?” – пронеслась встречная мысль, словно поезд в метро, исчезая затем в темных глубоких тоннелях сознания. Я битый час вытанцовывал между мертвыми кусками металла, позволив страху заразить собственный разум дуратской идеей о том, что столбы оживут, а щупальца, которых я никогда даже и не видел, захотят меня сожрать. Так мне рассказывали люди, которых здесь не было. Они могли лишь размышлять и строить теории, полагаясь на расчеты своих идиотских компьютеров. Монстры? Паразиты-людоеды? Я их даже не видел, а уже верил в их существование. Глупо.
-Они придут и накажут тебя!
-Да? Что же они медлят? Может, они не способны к наказанию?
Присел на корточки, стянул черную перчатку с левой руки. Резкий и неприятный холод пробежал по всему телу. За пару секунд кожа ладони покраснела, едва соприкоснувшись с испарениями и смрадом. Неприятно, небольшой дискомфорт.. Но гораздо лучше, чем предполагалось – никаких тебе жутких страданий, разъеденного кислотой мяса до косточек и слезающей кожи. Все-таки я сам себя все это время пугал.
Я закатал рукав, обнажая руку до локтя. Достал из нагрудного кармана маленькую железную коробочку. Хоть и маска практически не позволяла ничего слышать, но я будто кожей ощутил, как приятно позвякивало содержимое той коробки. Поскорее все бы закончилось – холод, зуд и жжение были невыносимы. Я сделал глубокий вдох, насколько позволяла моя резиновая тюрьма, сбросив груз давящей усталости, остатки страха и черное бессилие. Дырявый шланг мгновенно отозвался жутким жалобным стоном. И тут совершенно неожиданно возникло такое нестерпимое желание снять маску, что я даже испугался. Едва почувствовав кожей малейшие намеки на освобождение из тяжелой душной и липкой темницы, весь организм решительно требовал: “Сними маску! Сними маску, идиот! Я тебя на коленях заставлю ползать и наизнанку выверну, если ты не снимешь маску! ”. Подумать только, я боялся не монстров ползающих где-то внизу, не дырявого шланга или высокой вероятности задохнуться ядовитыми испарениями. Я боялся собственных рук, которые подобно бешеным псам, рвались разорвать на клочки любую вещь, которая доставляла им страдания, пусть даже ради их собственного блага - маску, защитный костюм, шланг. Цепи, державшие этих псов готовы вот-вот лопнуть… и тогда конец. Руками руководили собственный Страх и Желание Жить, более тупые, ненасытные и прямолинейные чем их прототипы из театра рабов на сцене моего сознания. Я едва не выронил коробочку, наверное, это и усмирило на время свирепых псов. В коробочке было нечто более ценное, чем желание вырваться из тюрьмы костюма. Кроме того, руку жгло действительно невыносимо, хотелось ее поскорее спрятать…Просто удивительно, как два совершенно противоположных желания уживались одновременно! “Так и свихнуться не долго”, - подумал я и, успокоившись, достал из коробочки пластиковый автоматический шприц.
Холод отступал. Опять я был в тюрьме, на этот раз, смирившись с еще парой часов душного заключения. “Потом что-нибудь придумаем”.
Через минуту после инъекции мышцы расслабились, по ним нежно текла теплота. Рука почти совсем как вата, жжение и зуд исчезали, а это значит, что чувствительность испарялась. Не было ни капли напряжения в мускулах и сосудах. Скоро дрожь раствориться в теплом соленом приливе наркотика.
Сцена пуста. Актеры устали и решили забыться в мечтах и аморфных ощущениях. Головная боль медленно трансформировалась в протяжное монотонное гудение.
“Я не слышу биение собственного сердца. Почему? ” – наверное это была оформленная мысль. Дальше – грезы. Такие же непостоянные и бесформенные как окружающий сизый туман.
Слишком много мыслей, слишком много страхов и сомнений, которые лишь бесполезная, а порой и опасная обуза. Шприц вобрал в себя всю эту тревожную черноту, стоило мне только прикоснуться к кнопке на его корпусе. Настоящее спасение. А что случилось бы без него? Сошел бы я с ума? Да, без сомнения, еще пара сотен метров, несколько отвратных картин художника-безумца, который по ошибке включил меня в свой сюрреалистический шедевр, и рассудок поднял бы белый флаг. Древком, которого его и проткнул бы наступающий ужас. А все потому что я слишком много думал. Все проблемы рождались из тревожных угнетающих мыслей. Не только в данный момент, но и вообще в жизни. “Ты слишком много думаешь!”, - фраза из далекого детства. Каждую минуту тех “сладких” времен, окружающие люди говорили мне обратное, будь то родители, учителя, или же ворчливая старуха из соседнего дома, относящаяся к мерзкому свинскому роду недо-людей разновидности “Вот в наше время молодежь думала о своем будущем!”.
Но ворчливые свиньи были на недосягаемой высоте. Они судьи. И поэтому в сознании прочно укоренилась идея о тотальном самоконтроле и постоянной тревоги. А иначе не выходит постоянно и много думать. Не будешь думать – придет наказание. “Они придут и накажут тебя!”
Но в реальности все было куда печальнее. Мне построили адскую конструкцию под названием “Вот так ты должен жить, сынок!” но не предупредили, что она и настоящая жизнь не всегда будет совпадать. Чаще всего не будет совпадать. Вот от сюда и тревога.
“Ты сам виноват! Ты недостаточно думал!”. “Да, я исправлюсь, я буду больше думать, иначе они придут и накажут”. Боль порождала тревогу, тревога порождала боль. Выходил замкнутый порочный круг.
И вот однажды я услышал фразу, которую пронес через весь свой жизненный путь. “Друг, ты слишком много думаешь. Ты никому ничего не должен. Пойми, счастлив тот, кто никому ничего не должен”.
Я совсем не был счастлив. Порочное кольцо сдавливало душу и разум с каждым кошмарным днем все сильнее и сильнее. “Страдай, но страдания будут вознаграждены, сынок!” Какая чушь, если конечно не считать наградой новую боль. Мысль о том, что я был должен, слишком прочно засела в мозгу и изменила меня в худшую сторону. Я был должен все и каждому. Так же я был должен себе. Должен думать о будущем, планировать и трястись от страха. “Счастлив тот, кто никому ничего не должен”, - это сказал один мой знакомый из далекого детства, одноклассник, однако я никогда не назвал бы его своим другом. Конечно, он был хулиганом, легкомысленным бунтующим подростком с раздутым самомнением, но он был счастлив. Купался каждый день в потоке новых впечатлений, смеялся и получал удовольствие от жизни во всех ее проявлениях. При этом совсем не думал о будущем и никому ничего не был должен.
В тот день, когда я услышал эту фразу, я впервые попробовал ЛСД.
------------------------------------------------------------
Альфа версия. Будет дорбатываться как и первая часть. Как вам?
Но чего-то сейчас уже устал и просто лениво как-то..
В общем, написано-то хорошо, и задумка в целом оригинальная.
Но та же фигня - нету чего-то такого, что способно задержать внимание, заинтересовать.
Становится скучновато странице эдак к 3.
Но та же фигня - нету чего-то такого, что способно задержать внимание, заинтересовать.
вот согласна)
Не знаю, как это исправить, сама не разбираюсь в писательстве) Может практикой только..
Собственно да) Начало кстти положено)
Всем спасибо, кто прочитал